И еще раз, о Музее Кочевой Культуры, интервью с экскурсоводом- кочевником Анной Ларионовой #интервьюСпутешественником

 

Надеюсь вы простите меня друзья, за то, что я в некотором роде повторяюсь и опять возвращаюсь к Музею кочевой культуры. Но я был на столько очарован людьми которые его делают, что мне показалось интересным пообщаться с одним из них. Узнать чем живет музей изнутри, какие планы на будущее.

Я попросил нашего экскурсовода, Анну Ларионову ответить на мои вопросы, и она любезно согласилась.

 

Привет Аня, представься, пожалуйста, в общих чертах. Расскажи о типичном представителе Музея Кочевой Культуры.

На самом деле в нашем музее нет типичных людей, все разные и по-своему особенные. Но все сотрудники – люди увлеченные. Если говорить обо мне, то меня зовут Анна, мне 25 лет и по образованию я маркетолог. Долгое время трудилась  в разработке одежды для туризма и путешествий. Работала в офисе, в свободное время ходила в походы, ездила по миру, искала себя. И нашла – есть такое место в Москве, где прямо под открытым небом стоят яркие юрты, островерхие чумы и шерстяные шатры.

 

Сейчас я работаю экскурсоводом в Музее Кочевой Культуры. Также,  получаю профильное образование: хожу вольным слушателем на занятия магистратуры РГГУ сразу по двум направлениям: «антропология» и «фольклористика».

 

Как ты стала сотрудником музея?

Все началось примерно четыре года назад – я случайно попала на лекцию Константина Куксина о шаманизме. Мы сидели в северном чуме на оленьих шкурах и слушали песнь шамана. На меня все это произвело огромное впечатление, и я просто влюбилась в музей. Начала ходить на все лекции, просто приходить в музей и помогать в повседневных музейных делах.

Несколько лет я занималась волонтерской работой, приезжая иногда в свободные от учебы и работы вечера, иногда – просто по выходным дням. Первое время мне удавалось совмещать волонтерскую работу в музее со своей работой в офисе, но потом это стало уже невозможным.

 

Почему ты решила уволиться с предыдущей работы? Променять, так сказать, постоянство и комфорт на жизнь кочевника?

Жизнь работника музея – это не только постоянные экспедиции к кочевым народам мира и сбор материалов для будущих экспозиций. Это еще и кропотливая работа по изучению традиций и обычаев. Но началось все именно с экспедиции – меня просто не отпускали на месяц в Южную Америку, и у меня был только один вариант – уволиться и поехать на пустынные просторы Альтиплано.

 

Хорошо, об экспедициях мы поговорим чуть позже. Расскажи, в чем заключается волонтерская работа в Музее Кочевой Культуры, и может ли туда  попасть человек «с улицы».

 Здесь всегда очень много дел, и нужны люди с руками: что-то подкрасить, починить, отпилить, зашить… Экспонатов много, они используются во время программ, даются в руки детям и взрослым и, конечно, периодически требуют подновления и реставрации. Приделать отвалившееся колесо у телеги, просмолить нарты…Рук не всегда хватает, поэтому волонтеры нужны – так что попасть волонтером в музей несложно, особенно если ты увлеченный человек.

Когда ты работаешь или даже просто волонтеришь в музее, то это позволяет очень круто развиваться: учишься делать многое руками, осваиваешь ремесла всяческие, при этом – много работы головой, много нового узнаешь, без этого никак.

 

 

Как попасть в экспедицию музея к кочевникам?

Это уже намного сложнее, абы кого ведь нельзя поехать с незнакомым человеком в пустыню или тундру на месяц – надо быть уверенным в человеке, с которым тебе предстоит провести столько времени плечом к плечу в тяжелых условиях полевой работы. Поэтому обычно именно волонтеры музея становятся участниками экспедиций – это уже люди хорошо знакомые, проверенные.

 

Расскажи о твоих экспедициях с Музеем Кочевой Культуры

 

За год работы в музее я побывала в трех экспедициях.

 

Моя первая экспедиция (в декабре 2015 года) была к кочевникам народов аймара и кечуа, живущим на территории южноамериканского Альтиплано. Проводилась большая работа – эта экспедиция готовилась около полугода – нужно было собрать данные, изучить исторические материалы на испанском языке, установить контакт с учеными-антропологами данного региона.

 

В апреле побывали у оленеводов полуострова Ямал, провели там немало времени, выступили на арктическом форуме.

 

А в июле-августе ездили в Тыву и  Монголию, эта экспедиция продлилась около 40 дней – мы попали и к кочевникам высокогорной тундры, к тувинцам-тоджинцам, и к степнякам Тывы, и к кочевникам монгольских степей. Целью этой экспедиции было не только изучение жизни оленеводов Саян, но и проведение презентации фильма Константина Куксина «Разделенные границей», необходимая для привлечения внимания к нелегкому положению южносибирских оленеводов, встреча с единственной тоджинской шаманкой, доставка и установка нового чума для стойбища оленеводов….

 

То есть я правильно понимаю, ты провела ¼ года в экспедициях?

Да.  Это обусловлено еще и тем, что в музее есть одно важное правило: лекцию о народах того или иного региона может вести только человек, побывавший в этом регионе, видевший реальную жизнь пастухов, кочевавший вместе с ними. Все сотрудники музея не понаслышке знают о кочевой жизни, а не рассказывают посетителям книжные истории.

 

Как организована ваша работа в экспедиции?

Обычно в экспедицию отправляется 2-4 человека, желательно, чтобы в группе были и женщины, и мужчины. И это – не просто так.

Дело в том, что метод, с помощью которого мы работаем — метод включенного наблюдения, когда ты не просто приезжаешь на место, опрашиваешь людей и тут же уезжаешь, а остаешься в стойбище, живешь вместе с кочевниками, помогаешь что-то делать по хозяйству, и именно так, изнутри, узнаешь жизнь людей, их традиции и обычаи.

И для того, чтобы узнать разные стороны этого мира, и нужно иметь в составе группы и мужчин, и женщин: в традиционном обществе мужчины и женщины делают разную работу, быт несколько отличается.

На севере, на Ямале, меня, например, оставляли одну с детьми  в стойбище, пока все жители уезжали на несколько дней в поселок. И я тянула весь быт одна, тяжелый и очень познавательный опыт.

А если бы остался мужчина – наверняка ему бы поручили какие-нибудь дела в оленьем стаде. Но работать так бывает иногда непросто: да, некоторые вещи просто для нас непривычны – но это не самая большая проблема. Сложнее именно жить вместе с людьми, не выбивая их из привычного ритма жизни. То есть не просто как турист, который приехал посмотреть на диковинку. Нужно стать в чем-то «своим» человеком, тогда перед тобой люди будут открывать свой мир.

 

А после окончания экспедиций вы продолжаете общаться с кочевниками?

Конечно!  Очень часто наши отношения перерастают в многолетнюю дружбу. Так, например, оленевод Гаврила (герой книги «Хозяин белых оленей») недавно приезжал в Москву покупать снегоход – на севере они дороже стоят. Кристине из Боливии мы отправили открытки с приветами, вот скоро должен прийти ответ. С Баатыр-Сайханом из Монголии мы поддерживаем контакт в Facebook.

Скоро я опять поеду на Ямал и повезу ненцам монгольский шелк, как и обещала. Мы не только изучаем кочевой мир, но и стараемся его объединять, налаживать связи.

 

 

Скажи, пожалуйста, а в финансовом плане как оплачиваются эти экспедиции? Вы  получаете  зарплату или ездите за свой счет?

 Бывает по-разному, самые актуальные и важные экспедиции для музея организуются на средства, полученные за счет реализации билетов на программы. Иногда мы организовываем самостоятельные экспедиции и ездим в них за свой счет. Надо понимать, что сотрудники музея — увлеченные люди, вопрос заработка денег не стоит на первом месте, но, конечно, здорово, когда ты проводишь экскурсии, занимаешься любимым делом, и именно это дело тебя кормит.

 

 

Признаюсь, я был очарован интерактивной программой о ненцах, на которой мы с тобой познакомились. Все очень  захватывающее и познавательно. Скажи, как происходит подготовка выступления. Вы работаете по единому сценарию или у каждого лектора есть свои «фишки».

 

Все программы проводятся в национальных жилищах, это позволяет ощутить дух далеких кочевий, а еще – посмотреть и даже потрогать многие предметы быта оленеводов севера, пастухов степей или кочевников жарких пустынь.

В рамках каждой программы есть базовые моменты, о которых нужно рассказать: география народа, устройство жилища, традиционная одежда, мужские и женские занятия, традиционная пища и фольклор. Но жесткой программы нет, каждый сотрудник готовит лекцию под себя. Кто-то ведет повествование с более научной точки зрения, а кто-то  любит легенды и предания.

Да и у всех есть свои примеры и опыт из экспедиций, который тоже находят отражение в выступлении. Безусловно, есть основополагающие моменты, которые должны быть в рассказе у каждого, но в остальном у каждого выступление индивидуальное, более того, программы выступления меняются даже в зависимости от слушателей. Ведь рассказывать одну и ту же программу детям и взрослым надо совершенно по-разному.

Для того, чтобы была возможность несколько изменять содержание лекции в зависимости от слушателей, конечно, нужен определенный «запас» информации. В среднем, для проведения полуторачасовой программы лектор должен иметь «багаж знаний» для трехчасового рассказа.

 

Сколько бывает выступлений в день? 

По-разному, иногда по две-три программы, иногда – одна за весь день. Бывают и выходные, конечно, но они плавающие.

 

Какие программы ведешь? Не путаешься в терминах и национальных названиях?

Сейчас я веду программы о кочевниках Ямала, Киргизии, Монголии, Южной Америки. Недавно подготовила лекцию о цаатанах – оленеводах восточных Саян. В планах на ближайшее время – программа о сказках кочевников разных регионов.

Когда я начала работать в музее, то, конечно, боялась, что могу забыть или что-то перепутать, но оказалось, что перепутать что-либо не так просто: сама атмосфера в национальном жилище настраивает на определенный лад и подсказывает названия и термины.

 

Константин Куксин, создатель и руководитель музея, кто он для тебя? Для коллектива?

Констанин для меня, как в общем-то, и для многих сотрудников музея, в первую очередь – учитель. Это человек, к которому можно подойти в любое время и посоветоваться по любому вопросу. Всегда подскажет, расскажет, научит. Например, мне для рассказа о кочевниках Киргизии нужно было научиться играть на домбре. У кого спросить кроме как не у Константина? Теперь могу исполнить некоторые сказки и легенды под аккомпанемент домбры, рассказать об инструменте.

 

Какие планы на будущее?

Большой интерес для меня представляет Африка, как кочевой регион совершено мной не охваченный. Но… тянет меня не туда. Тянет на север,  на Ямал. Север похищает души.

Еще  мне очень хочется к цыганам. К болгарским или румынским — пока не решила, но цыгане везде настолько разные и по-разному живут, что хочется найти что-то своё и поэтому планировать свою собственную экспедицию надо. А пока возможности нет, разве что летом, поэтому пока только такие первые планы, наброски.

 

Южная Америка, Африка, Крайний Север… Не боишься? Не самые спокойные и безопасные регионы.

В Южной Америке относительно спокойно. Мы были в Боливии, Перу, Чили. Ну, может быть, в Боливии было немного напряженная ситуация. Вспоминается один неприятный случай, когда мы поймали такси и пытались на нем добраться до соседнего города. Ночная дорога  в неизвестность через какие-то заброшенные промышленные центры… В итоге – в глухом пустынном месте – заявление таксиста, о том, что вообще не представляет, куда ехать. Было неприятно и страшно, но это был единственный подобный момент.

В целом, надо еще учитывать, что мы путешествует по достаточно пустым и глухим местам, где живут кочевники, и нет праздного городского населения.

Изучая кочевников, существует другая опасность – ты не доедешь до города, который тебе нужен, а окажешься в очередной юрте, где тебя накормят, напоят и спать уложат. Законы гостеприимства в кочевом мире святы.

 

 

Как ты думаешь, почему кочевники такие открытые и гостеприимные люди?

Еще Чингиз-хан говорил, что города портят людей. Конечно, крупные города с высокой плотностью населения  и комфортными условиями жизни, влияют на людей, у них совершенно другие шаблоны поведения. А кочевники живут в очень сложных условиях. Северная тундра, пустыня, степь – это громадные пустые территории, суровый климат. В таких условиях невозможно жить без взаимовыручки. Сегодня помогут тебе – завтра поможешь ты – элементарный закон выживания.

У нас были такие случаи, мы попадали в различные сложные ситуации, нам всегда были готовы помочь, в любой юрте, в любом чуме.

 

Музеем охвачены уже все кочевые культуры мира, или еще остались белые пятна?  Куда направить взоры молодым исследователям?

Сейчас мы разрабатываем два новых перспективных района. Это Южная Америка, народы кечуа и аймара, пасущие своих лам и альпак на высоте 5 км – к ним мы ездили в декабре прошлого года. Одного месяца для изучения культуры совершенно недостаточно. А также морские «цыгане» Индонезии – баджо, которые живут в маленьких хижинах на сваях, стоящих в море. До хижин можно добраться только на лодке. Это – морской народ, они живут и умирают в море и стараются не сходить на сушу.

Возможно, есть кочевники и в Австралии, но пока мы туда не добрались. Это требует отдельного предварительного исследования и большой экспедиции.

Безусловно, с каждым годом новых кочевых культур, не охваченных нами, становится меньше, но у нас все впереди: ведь развитие музея не ограничивается только новыми жилищами и экспонатами. Всегда есть возможность не только расширяться, но и идти «вглубь»: искать новые темы для исследований уже относительно изученных народов.

 

А у вас есть государственная поддержка? Гранты?

Школа 1321 «Ковчег», на территории которой и располагается музей, конечно, оказывает колоссальную поддержку: это и территория, и коммуникации…

Иногда мы получаем гранты. Например, в прошлом году мы получили грант от министерства образования и организовывали бесплатные выездные лекции в школах и библиотеках. И это здорово – я вижу, как реагируют совсем юные школьники на наши рассказы, как мы приоткрываем для них дверь в новый, совершенно незнакомый мир.

Также  проводим в музее бесплатные экскурсии для детей с особенностями: для детей с нарушениями зрения или слуха, с ДЦП, аутизмом… Конечно, работать в таких случаях несколько сложнее, но у нас получается.

 

У тебя есть цель?

Да, мне кажется, что я нашла для себя такую работу, которая позволяет почувствовать, что ты делаешь для мира что-то полезное. Я вижу своей главной целью именно популяризацию этнографической науки. Когда я могу рассказать простым языком о чем-то важном.  О том, что в мире живут другие люди, что они живут по-другому и они ничем не хуже нас с вами. О том, что в мире есть места, где сохранилась традиционная культура в первозданном виде. Это все очень важно, особенно для жителей многонациональной России.

 

И последнее, ты представляешь себя снова за работой в офисе?

Нет. Теперь я уже не представляю, что я могу вернуться и работать по 8 часов в день «от звонка до звонка». Было бы очень грустно, если бы я тогда, в преддверии экспедиции в Южную Америку, не нашла в себе силы изменить жизнь и осталась бы на старой работе. Сейчас я чувствую, что делаю что-то важное и нужное, и поэтому счастлива.

 

 

 

Фотографии представлены Анной Ларионовой.